Качели и крашеные яйца к Пасхе 4638

С радостью мы ждали праздничные дни. К праздникам в домах готовились в трудах: наводили чистоту, порядок в хозяйстве, убирали мусор, мыли окна, полы, стирали, белили на снегу холсты, одежду, варили пиво, готовили вкусную еду. Запрещалось на проталинках мусорить, зря топтать, плясать на молодой зелени. Весна приносила нам общую радость. Улицы, дороги вокруг дома чисто подметали, убирали мусор, чтобы земля встретила воскресшего Христа в чистоте, даже скотный сарай старались содержать в порядке.

На возвышенном месте посреди деревни ставили высокие качели на радость молодежи. Вечерами парни и девушки парами качались допоздна. Высокие качели устраивали деревенские мужики из березовых стволов — ровных, крепких, чтобы все молодые люди могли радоваться телом и душой. Взлетали пары — девушка и парень, высоко — так высоко, даже от радости восклицали: «У‑у‑ух!».

Мы, малыши, не подходили к тем качелям, боялись ушибиться или упасть с высоты. Для раскачивания стоящих на качелях девушки и парня использовали крепкие вожжи. Натянув их с обеих сторон, качели тянули то в одну, то в другую сторону, все выше и выше, почти до горизонтального положения.

К качелям приходили в нарядных одеждах — чтобы порадовать сверстников красотой. Взлетая вверх, стоящие на качелях старались увидеть всю окрестность: горки, поля, сады, деревеньки, речки, рощи… У многих было желание испытать короткую радость полета. В верующих семьях детям с малых лет внушали, что есть рай и ад, люди верили в небесное жительство после смерти. Около качелей и молодые, и пожилые радовались еще и тому, что есть на качелях возможность на время оторваться от земли, от земной суеты, оказаться поближе к небу, подышать свежим воздухом, развеять тоску, печаль, тревогу, так как и короткое воздушное плавание вселяло в тело легкость дыхания, невыразимое словами бестелесное ощущение. Эта радость полета вверх, на воздух сменялась страхом быстрого падения, от которого в сердце, словно током, ударяло неожиданное еканье, и частое биение сердца выражалось криками: «И‑и‑и‑их!», «Ой-ой-ой-о‑о‑о‑о‑ой!», «Ай-ай-ай-ай!».

Вечерами дети не могли подойти к качелям, но днем, когда взрослые уходили по своим делам, залезали на их высокие ступени.

Качели ставили накануне Пасхи и не убирали все пасхальные дни. Много народа собиралось там по вечерам: в сумерках к играющим, качающимся приходила вся деревня, дома могли усидеть только старики и старухи. Было всеобщее веселье.

Помню такой радостный день был у нас в 1946, послевоенном году. Со всех трех улиц деревни вышел народ, из всех трех бригад нашего колхоза собирались люди на всеобщий праздник весны, на послевоенную Пасху. Хотелось всем ощутить радость пробуждения от тоски, горя, мрака, греховной жизни…

Другим запомнившимся эпизодом стал для меня таинственный рассказ соседки, одинокой женщины Нины Павловой — в деревне ее знали как жену Василия Павлова, погибшего в первый же год войны. Одинокая, бездетная Нина Тихоновна жила в бывшем доме служившего в нашем храме священника Александра Николаева. Она часто звала меня, маленькую девочку, к себе и делилась своими горестями. По дороге к ручью за водой, под горкой, в середине деревни, в будни и праздники рассказывала мне много о том, как ей живется со старухой-свекровью, о жизни до замужества в своей деревне и о том, как она живет на этой «святой земле, намоленной батюшкой нашей церкви». Она приглашала меня в свой дом, доставала с полки-божницы фотографию на картонке, говорила: «Вот это Александр, батюшка, он жил в своем доме до закрытия нашей церкви…», целовала с печалью фотокарточку и продолжала рассказывать о многом. Учила, чтобы я знала, как нужно молиться в великие праздники. На Пасху она выходила в свой огород с пасхальным красным яйцом на блюдечке, пела: «Христос Воскресе из мертвых», — обходила весь сад-огород по кругу с запада на восток. Вспоминала при этом и батюшку Александра Николаева. Еще она говорила о том, что, когда состарится, ослабеет, дом и хозяйство подарит мне, так как та земля, где жил, трудился батюшка, является благодатной, и кто будет жить здесь, будет жить долго, безбедно, чисто, без напастей…

Дарила Нина Павлова мне крашеные яйца и некрашеные, угощала гостинцами. Мне тоже с ней радостно было встречаться: она никогда при мне не ругала моих старших братьев, говорила о них только хорошее, приятное, а нашу бабушку Гликерию считала самой дорогой собеседницей. Нина Павлова от нашей бабушки научилась петь церковные молитвы, у нее был отличный слух, в свое время она играла на гуслях и замуж за Василия Павлова вышла с гуслями (те ее гусли долго хранились в батюшкиной клети, это здание и сейчас стоит).

В Пасхальные дни в нашей деревне у верующих людей принято было трижды христосоваться, а малышам — обмениваться крашеными яйцами с тремя малышами и говорить: «Христос воскрес!», — а в ответ: «Воистину воскрес!». У нас в те годы не было принято красить яйца в разные цвета, красили их в разные оттенки красного цвета от луковой шелухи. Запрещалось на Пасху бросать скорлупку от крашеных яиц на землю. Пасху встречали молитвой, вкусной едой, пивом, крашеными яйцами, никаких увеселений, пьяных людей на улицах не было видно. Жили просто, радовались, не занимались пустыми делами.

Пожилые люди одевались в белые, чистые одежды, у бабушек были на Пасху приготовлены белые платки, отбеленные на снегу кафтаны, чистые или новые фартуки. В те праздничные дни у большинства пожилых людей на ногах были новые лапти. В новых лаптях шли бабушки, дедушки и в гости, в дальний поход.

У многих моих подруг отцы погибли на фронтах, да и мы не могли особо радоваться и веселиться. После войны, в 1945–1947 годах, чистого хлеба не ели — питались крахмальными лепешками из прошлогодней картошки, выкопанной из подтаявшей земли. И сейчас эта печаль, горечь военных, послевоенных лет живет в наших сердцах… Вместе с радостью Пасхи текли и горькие слезы. На Радоницу тоже шли на кладбище с яйцами, пели и плакали на кладбище, вспоминая своих погибших отцов на фронте, мы даже не знали, где они похоронены, не имели возможности пойти на их могилы, чтобы петь: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав».

В последние годы на Пасху мы научились петь многие другие молитвы: «Воскресение Христово видевше», «Да воскреснет Бог». Свое детство мы, сестры, вспоминаем, когда поем и этот веселый стих Пасхи: «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити».

Мне тогда казалось, что все люди на земле празднуют Пасху, воскресение Христово из мертвых…